Толстый демон. Часть 4. Это есть наш последний и решительный - Роман Артемьев

Алла о времени не задумывалась. Она провалилась в какое-то странное радостное бездумие, исполненную эйфории усталость. Перед глазами появлялись строчки текста, тело улавливало звучащую музыку, она производила звуки, из которых складывались слова и предложения. В какой-то момент времени она осознала, что связный текст никому не нужен, и ограничилась мурлыканием себе под нос. Как ни странно, люди ничуть не возражали и продолжали покачиваться под музыку, тихо напевая незатейливый мотив.

Счет времени принятая потеряла, и неизвестно, сколько она продолжала бы петь, завораживая танцующих, если бы в конце зала не появился Шурик. Его трезвый и злобный взгляд словно ножом разрезал окутывавшую Аллу счастливую дымку, заставив замолчать на полувздохе. Следом прекратили играть музыканты. Гости удивленно оглядывались, приходя в себя и постанывая от боли в натруженных ногах, ведущий бормотал какую-то чушь в микрофон, невеста тихо плакала на коленях у жениха, а демон стоял в проходе и всей фигурой источал недовольство. Женщина смущенно кашлянула и соскочила со сцены.

Ойкнула от сотрясения и, пошатываясь, направилась к дханну.

Люди неосознанно расступались и перед ней, и перед отцом Николаем. До монаха, кажется, только теперь дошло, что на участие в своем «креативе» он привлек не просто женщину с хорошим голосом, и даже не обычную ведьму, а принятую. Служанку нелюди. Подданную одного из великих Домов. И сейчас хозяин Аллы будет выражать неудовольствие от покушения на свою собственность, причем какие формы его раздражение примет, одному Господу известно.

Пособницу Шурик встретил неласково.

— Ты что делаешь? — слово «идиотка» не прозвучало, но тоном подразумевалось. — Ты зачем человечков привораживала?

— Я нечаянно, — Алла сама поразилась писклявости голоса. — Я не хотела.

Верхняя губа у дханна приподнялась, тускло блеснули клыки. На мгновение. Затем лицо вернулось к обычной форме, то есть стало походить на круглый блин с торчащим ровно посередине горкой-носиком. Мозг, задержавший дыхание при виде вспышки демонического гнева, осторожно выдохнул. Действие с его стороны вышло неосмотрительное и привлекшее излишнее внимание. Шурик переступил с ноги на ногу, плавно разворачиваясь корпусом, склонил голову на бочок, словно прицеливаясь, и тихим шелковым голосом поинтересовался у монаха:

— А что здесь вообще происходит?

Отец Николай быстро, точно и нецензурно оценил обстановку. Но делать нечего — ситуацию надо как-то разруливать. Поэтому, призвав на помощь весь свой дипломатический опыт, он принялся объяснять.

— Возможно, могущественному Ассомбаэлю, — священник на одних рефлексах заморочил подошедших слишком близко гостей, — известно о наложенной на меня, многогрешного, тяготе? Я имею в виду работу с трудными подростками.

Дханн сморгнул.

— И?

— Алла Борисовна, по доброте душевной, согласилась оказать посильную помощь этим несчастным, забитым жизнью детям. Мы верим, что душевная теплота и участие окажут чудодейственное влияние на их огрубевшие души! Твоя принятая показала настоящий пример христианского милосердия и будь уверен — Мозг специально понизил голос, привлекая внимание к последующим словам — ее поступок не останется проигнорированным.

Шурик слегка оживился. В преддверии грядущих неприятностей поддержка или хотя бы благожелательный нейтралитет церкви могут здорово укрепить его позиции. Конечно же, толстяк уточнил:

— Благодарственный адрес от скита напишешь?

— Зачем тебе справка? — вылупился в ответ Мозг. Бумажную работу он ненавидел в принципе и с подозрением относился к юристам, нотариусам и бухгалтерам. Конечно же, в просьбе демона он заподозрил подвох.

Ассомбаэль минуты на полторы впал в ступор. С одной стороны, давать церковнику лишнюю информацию не хотелось. Однако следовало учитывать, что в ближайшем будущем весть о готовящемся испытании разлетится если не по всей стране, так по центральной России точно, и священник сам все узнает. Опять же, возможная помощь… Все равно говорить о неприятностях не хотелось.

Наконец дханн встряхнулся, зыркнул исподлобья по расходящимся смертным, развернулся и, пальчиком поманив за собой собеседников, вышел в холл. Здесь им никто помешать беседовать не мог, а, кроме того, местные диваны выглядели крепче ресторанных стульев. Недоумевая, Алла присела рядом с повелителем, практически сразу напротив уселся почуявший недоброе отец Николай. Задержка произошла из-за Уральцева, возжелавшего обсудить перспективы дальнейшего сотрудничества.

Шурик побарабанил сосискообразными пальцами по колену и выдал:

— Меня хотят свергнуть.

— То есть как? — его визави выдохнули это одновременно, но никто не улыбнулся.

— Официально. Кое-кто из родни считает, что я слишком молод и слаб, и потому землей владеть не должен.

Первым сориентировался Мозг.

— Подожди, я не понял. Владение же не признано?

— По факту оно есть. Я подчинил Источники, меня приняла земля. Местные ведающие признают мою власть и суд, Алла пользуется весом и авторитетом в глазах смертных, являясь проводником моей воли. Церковь не подавала протестов, а схватку с чужеземными магами я выиграл. Да, — демон не позволил монаху возразить, — того чародея из ордена Розы убила Эвиар. Ну и что? Моя принятая находилась рядом с ней и не остановила, так что обстоятельства можно трактовать по-разному.

Судя по внешнему виду, отец Николай воскрешал в уме забытые сразу после экзамена внутренние уложения дханна. Алла же из короткой беседы поняла одно — дело серьезное. Шурик не просто собран и решителен, чего с ним давно не случалось, так еще и жрать не просит, чего не происходило вообще никогда! Женщина затребовала объяснений. Толстяк принялся объяснять настолько просто, насколько мог:

— В теории, любому владетелю можно бросить вызов и в схватке отобрать территорию. На практике за каждым стоит семья и род, так что наезды случаются редко. Это очень старые законы, тщательно прописанные и обросшие массой традиций, уточнений, подробностей. Мое положение двоякое — я еще не прошел вторую инициацию, но уже являюсь самостоятельным. Поэтому старейшины определили, что испытание будет проходить в три этапа.

— Зачем?

— Созидание, сохранение и разрушение, — пояснил Шурик. — Если я покажу, что осознаю все аспекты бытия, никто не поставит мои права взрослой личности под сомнение. Ну, с созиданием все просто. Требуется представить нечто новенькое, какую-нибудь собственную разработку. Заклинание, артефакт, тактику боя. Лет пятнадцать назад одна халявщица роман про любовь принесла, и ничего, старейшины приняли. Чего-то глобального не требуется — достаточно показать самостоятельность мышления. Я курсовик отдам.

— Какой курсовик? — дернулся святой отец.

— Свой. «Влияние разлива нефти в Мексиканском заливе на гибель рыбы в Балтийском море». Я университет закончил, заочно.

Пока святой отец переваривал новый факт из жизни подследственного, Алла потребовала продолжать. Ей было интересно.

— С сохранением тоже все понятно, — почесался дханн. Он понемногу успокаивался, его жесты становились более живыми и расслабленными. — Обязательно попробуют нарушить печати на источниках или через людей удар нанесут. Милицейскую проверку организуют, например. Вообще может быть произведено любое действие, способное поколебать контроль владетеля над его подданными и ресурсами, но только одно. И, опять же, оценивается не столько результат, сколько реакция.

— Странный подход, если честно.

Услышав реплику Аллы, священник одними губами уточнил: «нелюдской». Толстяк не согласился.

— Ничего странного. Сила и мастерство придут со временем, а до тех пор справиться с любой угрозой поможет семья. Город-то не пограничный, он в самом центре семейных земель стоит. Им куда важнее определиться с моим статусом и статусом отца.

Принятая удивленно посмотрела на Шурика. Прежде он о родителях почти не говорил и вообще их тему старательно обходил стороной. Дханн еле заметно покачал головой: «не сейчас».

— Ну, и напоследок придется драться с избранным старейшиной бойцом, раз уж он поставил под сомнение мою силу. — Толстяк тяжело вздохнул и замолчал, затем продолжил: — Хорошо бы победить. Велус обычно одаряет тех своих потомков, которые достойно показали себя в схватке.

Мозг привык считать, что мужчина меняется до пяти лет. После пяти — костенеет. Знакомство с демоном Ассомбаэлем эту уверенность основательно подточило. Толстяк отказывался укладываться в составленные рамки и подходить под стереотипы, в каждой новой ситуации раскрываясь с новой стороны. Считать его обычным психом было бы неправильно, скорее, речь шла о невероятной гибкости мышления. В отличие от Аллы, монах понимал всю серьезность положения, в котором оказался молодой нелюдь, и восхищался его самообладанием. Толстяк оставался спокойным, собранным, точно определившим текущую цель и трезво оценивавшим обстановку.